И тут мы подходим к одному очень непростому, я бы сказал,
трагическому моменту в развитии русской научной инженерной мысли, который
очень важен для понимания того, где мы находимся сейчас и что нам делать дальше.
Мы в предыдущих видео видели, что к 17-му
году Россия вслед за Германией была в числе лидеров развития нового подхода,
который соединял систематическое изучение фундаментальных наук,
систематические исследования в области фундаментальных наук и
решение практических инженерных задач на промышленном уровне.
Задачи, о которых мы говорили выше, это промышленные задачи,
воплощающиеся в конкретных заводах, производствах, создании новых продуктов,
причём не только в области военной техники, скажем,
создании оружия, новых видов боеприпасов, химического оружия,
не только в области создания крупных сооружений, таких как железные дороги,
мосты и так далее, но и в создании продуктов массового потребление,
потому что русские химики перед революцией работали на мощнейшую
в Европе и мире русскую резиновую промышленность.
Или нефтеперерабатывающую промышленность, о которой мы говорили раньше и которая
создавала продукты вовсе не для военных целей, а для массового потребления,
в том числе для производства продуктов продовольствия, жилья, одежды и так далее.
Россия была здесь в числе лидеров, создавалось целое новое
поколение учёных и инженеров, одновременно обладающих
выдающейся компетенцией в области наиболее быстроразвивавшихся тогда наук,
и в то же время хорошо знакомых с проблемами производства и промышленности.
Революция нанесла по этому поколению серьёзный удар,
потому что часть из них эмигрировала, часть умерла с голоду или
подверглась преследованию как представители привилегированных сословий,
но революция сама по себе не уничтожила эту тенденцию и этот новый слой,
новое поколение учёных и инженеров.
Революция существенно исказила их взаимоотношения с руководством,
потому что раньше, собственно, руководители предприятий,
например, инженеры и учёные были представителями одного и того же слоя,
они были выпускниками одних и тех же учебных заведений,
вели примерно одинаковый образ жизни, были часто родственниками друг друга.
Революция противопоставила новых руководителей, большевиков как бы,
которые, как считалось, являются представителями пролетариата, и спецов,
которые считались представителями старого мира.
Но тем не менее 20-е годы, период быстрого восстановительного
роста во многих отношениях был продолжением роста предреволюционного.
То есть после эксцессов революции и гражданской войны инженеры,
учёные вернулись в свои лаборатории, кабинеты,
на промышленные предприятия, стали продолжать работу, начатую до революции.
К примеру, на императорском фарфоровом заводе до революции при
помощи ведущих учёных физиков и химиков было создано производство
оптического стекла для нужд русской армии и
проведены очень серьёзные исследования,
и всё это было законсервировано в 1917 году и в 1924 снова расконсервировано,
и те же самые учёные, те же самые инженеры продолжили те же самые исследования,
которые увенчались полным успехом в 1927 году.
То есть вот этот рост периода НЭПа являлся продолжением предреволюционного развития.
Но Великий Перелом произошёл в конце 20-х годов.
Вот на этой картинке изображены некие змеи,
которых топчет сапог мирового пролетариата.
Что это за змеи?
Эти змеи — это инженеры.
То есть на них надеты форменные фуражки русских инженеров,
выпускников инженерных вузов, которые до этого момента носить было престижно.
Значок инженера и фуражка инженера,
форма инженера-выпускника технического вуза была одной из наиболее
престижных в Российской империи и уже в Советской России в первые годы.
Но после 1928—1929 года, после начала гонений на спецов
все инженеры эти свои фуражки и значки сняли,
потому что больше 3000 русских инженеров,
промышленников и учёных были репрессированы в этот период.
То есть советская власть решила избавиться от представителей старой школы.
А как же она собиралась, собственно говоря, совершать индустриализацию?
Это очень интересно.
Она собиралась её совершить,
привлекая иностранные технологии и иностранных специалистов.
Прежде всего из Германии и ещё больше из Америки.
Ленин, Сталин и другие вожди большевиков были под очень большим
впечатлением от успехов американской промышленности.
Американская промышленность, действительно, была грандиозной,
она развивалась очень быстро, но она во многих отношениях была значительно
менее наукоёмкой, чем та же, скажем, немецкая промышленность, или
чем новые отрасли русской промышленности, созданные перед революцией.
Потому что, собственно говоря, наука и инженерное образование
очень мощное американское было в тот момент,
но оно на самом деле во многих отношениях
отставало от европейского и от русского в том числе образования
именно в части соединения научных методов и инженерной практики.
За вычетом нескольких наиболее передовых технических институтов
Америки все остальные, в общем-то, шли тем же старым путём проб и ошибок.
То есть вот этот физико-технический подход и химико-технический подход,
распространившийся из Германии и России в другие страны, в Америке,
на самом деле, начал развиваться не раньше.
И, привлекая американский опыт и американских специалистов в конце
20-х годов, советская власть во многом опиралась уже на устаревшие практики,
значительно менее наукоёмкие, чем те практики,
которые были приняты в России перед самой революцией.
И вот этот эксперимент увенчался, в общем-то, провалом.
В том числе такая странная конкуренция между русскими спецам,
работавшими в «шарашках», в тюрьмах,
в спецучреждениях ОГПУ и американцами, работавшими в прекрасных
условиях с высокими зарплатами по советским контрактам, показала, что,
в общем-то, наши эти заключённые работают ничуть не хуже.
И хотя послереволюционная катастрофа привела к развалу промышленности,
к страшной нехватке оборудования, к разрушению лабораторий.
В этом плане советская власть, конечно, нуждалась в закупках оборудования,
иностранных технологий.
Но важно, что вот с этими технологиями и оборудованием она привезла, в общем-то,
устаревшие методы и свои собственные достижения во
многом разрушила или оставила не у дел.
То есть в этот период между 1917 и 1933
годом Россия потеряла целый ряд направлений, научных направлений,
инженерных направлений, которые во многом определили облик науки и техники XX века.
Именно в этот момент наметилось отставание в области биологических наук,
химии, то есть в тех областях, где до революции Россия была одним из лидеров.
Сильнейшая русская механическая школа в этот момент потеряла развитие.
Хотя в этот период постепенно всё больше и больше усиливается физика,
которая до революции несколько отставала в России.
Но так или иначе вот этот эксперимент
с уничтожением буржуазных спецов и попытка полностью развернуть
вектор развития привёл, в общем-то, к катастрофе.
То есть подготовка инженеров очень сильно упала,
хотя их стали выпускать гораздо больше, наука оказалась в определённом кризисе,
и вот с этим именно связано то, что в конце 30-х годов вновь намечается
тенденция к восстановлению физико-технического образования в России.
То есть вузы, которые в 1930 году были
расформированы и превращены в узкоспециальные учебные заведения с
укороченной программой тихонько начинают восстанавливаться.
То есть в 1930 году были распущены и Московское Техническое училище,
и Политехнический институт в Петербурге.
Они были расформированы, на их месте было создано много специальных вузов,
в которых готовили инженеров по укороченной программе.
В конце 30-х годов учёные, как правило, представители как раз старой
школы обращаются со знаменитым письмом в газету «Правда», с которого, собственно,
начинается возрождение физико-технического подхода в России.
Вот здесь вы можете прочитать это письмо.
Оно известно.
Но именно оно наметило ту линию, по которой традиционное
инженерное образование стало восстанавливаться в России после войны.
И Капица и другие создатели новых высших учебных заведений,
таких как МФТИ, МИФИ, потом Новосибирский университет в послевоенный период,
они были продолжателями вот этой самой школы,
которая сформировалась в России в начале XX века.