[МУЗЫКА]
[МУЗЫКА]
[МУЗЫКА]
[МУЗЫКА] В этой
теме мы поговорим о том, имеет ли история смысл.
О философии истории, которая, с одной стороны, является стандартным
вопросом в философской дискуссии, а с другой стороны, как мы увидим,
связана со многими проблемами, которые касаются человеческой идентичности,
некоторых экзистенциальных вопросов, а также тех тем, которые мы затрагивали,
когда говорили с вами о политической философии и о власти.
И начнем мы с определения истории.
С того, как мы вообще можем говорить об этом понятии.
На первый взгляд, история — вещь самая очевидная,
и никакой тайны, драмы здесь не существует.
Мы все знаем, что было прошлое, в прошлом действовали те или иные люди,
и мы можем что-то знать о том, как эти люди совершали свои поступки.
В реальности сама по себе история — это некое изобретение,
это некий концепт, это способ говорить о прошлом, который мы изобрели в
течение существования нашей цивилизации в последние её века.
Некоторые вопросы, которые связаны с историей,
мы можем задать не обладая какими-то специальными знаниями с самого начала.
Например, есть ли некая специфическая роль личности в истории?
Что означают действия конкретных людей в контексте существования всего
человечества?
Являются ли эти действия просто случайными,
либо они каким-то образом предопределяют ход мировой истории?
Еще один вопрос.
Возможны ли социальные изменения и как они возможны?
Что вообще означает, что общество меняется?
Каким образом во времени происходит такого рода изменение?
Еще один вопрос.
Какие объективные условия определяют ход истории, если определяют хоть какие-то?
Можем ли мы выделить уже не человеческий фактор в истории, а наоборот,
те вещи, которые от людей не зависят, но тем не менее определяют то,
как исторический процесс идет и развивается?
Ну и наконец тот вопрос, который как раз часто возникает в актуальных дискуссиях и
который связан с политической философией, — это вопрос о том, можем ли мы учиться
у истории; означает ли что-то событие прошлого для нас сегодняшних?
Я думаю, что можно выделить четыре подхода к философии истории.
Первый подход (его можно условно назвать идеалистическим) он предполагает,
что в ходе истории действует некая сила, некое духовное начало,
некое нематериальное начало, которое определяет с одной стороны,
то, как вещи происходят в ходе исторического развития,
а с другой стороны, наш способ познания этого исторического процесса,
который нам тоже доступен в соответствии с разумом.
Типичным примером идеалистического подхода, как мы увидим
и подробно об этом поговорим, является философия Гегеля.
Позитивистский подход предполагает,
что у нас есть некий набор объективных причин,
почему история выстраивается таким образом, а не другим.
Например, у нас есть проблемы, связанные с нехваткой ресурсов,
у нас есть демографическая ситуация, у нас есть
определенные объективные факторы географии, доступность тех или иных,
допустим, растений или животных для одомашнивания, климат и так далее.
Мы находим такой позитивный, реально существующий фактор, который мы можем при
помощи науки изучать и описываем историю, как набор таких естественных факторов.
Представителем такого подхода, например,
является американский антрополог Джаред Даймонд.
Марксистский подход.
Этот подход предполагает, что мы находим в истории некоторые объективные
закономерности, но связанные все-таки с существованием человеческого общества.
Тоже, как мы увидим, марксисты считают, что в обществе существуют
определенные законы, опосредованные тем,
как работает экономика и отношение людей в экономическом смысле слова.
Ну и наконец четвертый теологический подход.
Его я вынес на четвертое место, потому что на первый взгляд он к нашей истории
имеет довольно косвенное отношение, все-таки мы богословием не занимаемся.
Но, как мы увидим, тоже в дальнейшем, в действительности, христианское и вообще
религиозное прочтение исторического процесса играет важную, и можно сказать,
фундаментальную роль в том, как мы историю мыслим и понимаем до сих пор.
Теологическое прочтение предполагает, что история является неким фрагментом
священной истории, например, истории о том,
как в жизнь людей является Бог в каких-то его конкретных формах.
Типичным представителем теологического подхода можно считать
Блаженного Августина — Августина Аврелия.
Я выделяю четыре вопроса в философии истории,
от ответа на которые зависит то, как мы рассуждаем о нашем прошлом.
Во-первых,
вот этот фундаментальный вопрос: из чего состоит исторический процесс?
Здесь можно давать разные ответы: действия отдельных людей, работа социальных
структур, некие цивилизации и их особенности, большие каузальные процессы,
которые определяют всё то, что происходит, некоторые примеры я вам только что привел,
или как раз результат божественного вмешательства.
Возможно, мы можем попытаться здесь сконструировать какую-то общую схему из
разных элементов, но как правило,
мыслители дают ответ на этот вопрос каким-то одним способом.
Мы делаем акцент на одном из перечисленных.
Второй вопрос: есть ли у истории смысл, не сводящийся к отдельным действиям людей?
А также частным случаем этого вопроса является вопрос очень важный,
вопрос о том, есть ли в истории некая структура:
некие части исторического процесса, этапы исторического процесса?
А также вопрос о том, есть ли у истории некая направленность?
Развивается ли история в некоторую сторону?
Снова, как мы увидим,
этот вопрос тесно связан с вопросом о существовании социального прогресса.
Третий вопрос философии истории.
Что означает "знать историю"?
Что мы понимаем, когда мы говорим, что мы знаем наше прошлое?
Как работает это историческое знание?
Как наше представление о прошлом и историческая память конструируют
наше настоящее?
Соответственно, это эпистемология философии истории — теория познания.
И четвертый вопрос философии истории: насколько прошлое определяет настоящее?
Как мы можем использовать историю в современности?
Как возможны исторические аналогии и исторические уроки?
Одна из проблем, с которой мы здесь сталкиваемся,
это проблема исторического события.
На первый взгляд, такое понятие как "событие", является самоочевидным.
Мы знаем массу примеров исторических событий.
И мы можем легко их перечислять, классифицировать, датировать и так далее.
Но в действительности здесь очень многое зависит от того,
какой язык мы используем, когда мы говорим о нашем прошлом.
Фундаментальный вопрос, который здесь нужно задавать — это вопрос о том,
как исторический факт отличается от исторической интерпретации?
Как мы отличаем некое событие от той оценки, которую мы ему приписываем?
Еще один вопрос, который тоже...
Здесь у нас много вопросов возникает: как возможна объективная история?
Как возможна история, которая не имеет точки зрения историка,
который её описывает?
Как мы можем говорить о прошлом,
не имея какой-то исторической перспективы, в которой мы сейчас находимся?
Ну и наконец, такой метафизический вопрос — вопрос о том,
что делает событие событием.
Как отличить какой-то просто случайный, мелкий, незначительный факт,
который мы можем найти в прошлом, от того процесса,
который мы потом задним числом, называем историческим событием,
определяющим наше современное существование?
Можно здесь много примеров привести.
Я приведу один.
Можно говорить, например, о Русской революции 1917 года как о некоем событии.
Во-первых, здесь есть проблема интерпретации.
Как мы знаем, разные историки и разные исторические эпохи события, особенно
октября и ноября 17-го года в России, интерпретируют очень разными способами.
Для советской историографии это был некий шаг в человеческом прогрессе, это
было некое движение вперед, необходимое и позволившее советскому обществу
возглавить вообще такое прогрессивное движение человечества в светлое будущее.
Для других историков, в том числе для многих современных,
история революции 17-го года была трагической случайностью,
была кровавым бунтом, была политическим переворотом и не более того.
Соответственно, как мы можем вычленить здесь некоторые факты?
Большевики приходят к власти.
Что перед нами?
Переворот или какое-то историческое изменение,
предопределившее весь ход дальнейшей истории?
Еще один вопрос, который мы здесь можем задавать: что те события столетней
давности означают для нас сегодняшних?
Насколько наши действия, наши политические ценности, наша идентичность,
состояние современного российского общества и вообще постсоветского
общества определено тем, что случилось тогда в 1917 году?
Была ли революция 1917 года случайна и какие тогда альтернативные
истории здесь могли бы существовать, могло ли всё закончиться иначе,
и, собственно говоря, как мы можем вычленить сам сухой остаток,
само объективное событие, о котором мы хотим говорить,
если мы некие нейтральные наблюдатели, нейтральные интерпретаторы истории?
Ну, допустим, если прилетел марсианский историк, который пишет,
который будчи совершенно не заинтересован в каких-то личных оценках произошедшего в
России в 1917 году пишет то, как всё было на самом деле.
Кто является субъектом истории?
Собственно, первая версия, которую мы сказали уже, заключается в том,
что именно человек является центром исторического процесса,
человек совершает поступки, и следовательно любые исторические факты
мы можем в конечном итоге свести к деятельности конкретных людей.
Тем самым мы можем объяснять историю в терминах психологии или
социальной психологии.
И снова здесь возникает вопрос: существуют ли некие особые личности,
которые движут собой историю?
Объективистские прочтения истории, с другой стороны,
заявляют, что роль личности в истории на самом деле минимальна.
Ну скажем можно объяснять ту же самую русскую революцию некими
особенностями психологического скалада Владимира Ленина,
или императора Николая II, или других участников этого процесса.
А можно заявить, что, скажем, в Российской империи в конце XIX века был
большой демографический рост, было большое количество бедных мужчин,
у которых не было доступа к некоему нормальному социальному статусу.
Очень остро стоял земельный вопрос в центральной части России.
И вот эта демографическая ситуация переизбытка населения и нехватки земли и,
соответственно, устаревшего законодательства,
привела к такому социальному взрыву.
Если мы делаем ставку на второй фактор,
то мы принадлежим к объективистской традиции прочтения истории.
Для нас история — это то,
что должно было случиться в результате объективно существующих факторов.
Ну и, собственно говоря, ключевой вопрос здесь — это вопрос о том, существуют ли в
принципе исторические законы, существует ли какой-то способ говорить об истории,
универсальный, точный и не зависящий ни от наблюдателя,
ни от того, с какими процессами мы в данном случае сталкиваемся.
Это мы можем условно назвать метафизикой истории,
попыткой говорить об истории вообще и по существу.
И финальный вопрос, который здесь нужно задать (в
этой части у нас много было вопросов) -
это вопрос о том, что, собственно, является предметом истории?
Что именно мы изучаем, когда говорим о прошлом?
Жизнь человека какого-то конкретного;
жизнь только политических лидеров и правителей, как это часто случается;
история государства как набора неких институтов и бюрократии;
является ли история простым перечислением правящих династий;
является ли история описанием экономического уклада и способов того,
как люди производили экономические блага?
Может быть мы можем здесь говорить о форме потребления?
Ну и так далее.
Ключевой вклад в эту историю, в этот спор внесла французская школа Анналов,
которая начала говорить в середине XX века о «тотальной истории»,
которая пытается свести социальные, культурные,
политические факторы в некое одно описание прошлого,
где место находится как описаниям жизни правителей,
так и экономическим объективным факторам,
так и описанию жизни обычных людей.
[МУЗЫКА]
[МУЗЫКА]