Экономическая социология опирается на длинную и богатую интеллектуальную традицию и в то же время является молодой, становящейся. Она пережила ренессанс в 1980-е годы с появлением «новой экономической социологии», активно и плодотворно анализирующей экономические объекты – развитие современных рынков, деятельность компаний и домашних хозяйств, трудовое, финансовое и потребительское поведение людей. Экономическая социология – широкая интегративная дисциплина. В данном курсе отобраны темы и концепции, наиболее важные для понимания и содержательного использования экономико-социологического подхода. В результате освоения курса слушатели: - получат углубленные знания о предмете, основных направлениях исследований и перспективах развития экономической социологии; - научатся применять разнообразные аналитические инструменты, используемые в современных экономико-социологических исследованиях; - выработают навыки критического осмысления научных материалов по экономико-социологическим проблематикам. Программа курса Курс включает 10 тем по экономической социологии. В каждой теме Вам предлагаются видеолекции, перечень основных вопросов лекции, литература и проверочный тест. Темы курса 1. Предмет экономической социологии 2. Модель человека в экономической социологии 3.Человек в роли предпринимателя 4. Человек в трудовых отношениях 5. Человек в домашнем хозяйстве 6. Человек в роли потребителя 7. Человек в денежном хозяйстве 8. Рынок как форма хозяйства 9. Государственное регулирование хозяйства 10. Неформальная экономика как форма хозяйства
Укорененность экономического действия в структурах и институтах
Loading...
來自 National Research University Higher School of Economics 的課程
Экономическая социология
270 個評分
從本節課中
Предмет экономической социологии
Разбирается, что и как изучает экономическая социология, в чем заключается специфика экономико-социологического подхода по сравнению с экономической теорией. Разворачивается ключевое понятие укорененности экономического действия, и изучается, в каких именно социальных отношениях это действие укоренено. В результате раскрываются исходные основания экономической социологии, и показывается, какие типы исследовательских задач она помогает решать.
與講師見面
Радаев Вадим ВалерьевичДоктор экономических наук, профессор
Факультет социальных наук, Департамент социологии, Кафедра экономической социологии
[ЗАСТАВКА] Рассмотрим
специфику, особенность экономико-социологического подхода.
В 1960 году известный экономист Джеймс Дьюзенберри
написал: «Вся экономическая теория посвящена тому,
как люди делают выбор; а вся социология посвящена тому,
почему люди не имеют никакого выбора».
Замечание остроумное, но все же не совсем точное.
Социологи, конечно, тоже изучают, каким образом люди принимают
решения в условиях ограниченности ресурсов, только делают они это иначе.
И я бы сказал, что главное различие заключается в
следующем: в экономической теории при всех внутренних различиях,
человек все-таки независим в принятии решений, самостоятелен,
он принимает эти решения, исходя из личных, своих собственных предпочтений
и из собственных представлений о своем благе,
что для него или для нее наиболее полезно.
В предельном виде это описывается положением
Робинзона Крузо из знаменитого романа Даниэля Дефо.
Ну и на первый взгляд кажется, что все именно так и обстоит.
Кажется, ведь у каждого человека своя голова,
но все же эта независимость человека — кажущаяся, мнимая.
Даже когда мы принимаем, на первый взгляд,
простые решения, скажем, какой телевизор нам купить,
мы же не просто соотносим имеющуюся в нашем распоряжении денежную
сумму с ценами на те или иные телевизоры и их техническими характеристиками.
Нет, мы обсуждаем это непременно с друзьями или с теми,
кто недавно купил тот или иной телевизор; мы консультируемся
с экспертами; мы пытаемся выяснить что-то через виртуальные сети;
мы общаемся, возможно, с консультантами в магазинах.
Но важно и то, что до начала вот этого всего процесса у нас
уже были определенные представления о том,
что есть современный телевизор, какие бренды существуют,
какие из них престижные или не престижные, где нужно покупать телевизор.
У нас есть какие-то представления о цене — что есть дорого,
что дешево, что из себя должен представлять качественный товар.
И вот все эти представления они же не из нашей головы возникают,
они формируются средой и окружающими нас людьми.
Более того, мы сами стремимся к тому,
чтобы эти люди помогали нам формировать эти представления.
Таким образом, наша вот эта самостоятельность, наши решения,
которые, кажется, мы принимаем самостоятельно,
они являются итогом множественных и порой довольно сложных взаимодействий,
часть из которых осуществляется в процессе принятия решений,
а другая часть осуществляется ранее — до того, как мы вообще об этом задумались.
Даже вот Робинзон Крузо, ранее упомянутый, который находился в полном
одиночестве на необитаемом острове, а это, по сути, предельный случай независимости,
который берется в качестве предельной модели для изображения поведения такого
автономного человека, он все же использовал ранее освоенные,
накопленные им знания и навыки, использовал, кстати говоря,
и инструменты, которые он сумел вытащить с затонувшего корабля.
И, по сути, всей свой деятельностью он создавал общество в миниатюре,
воспроизводил это общество.
Так вот, чтобы понять поведение человека,
нам нужно принимать во внимание очень многие вещи.
Именно это и пытается сделать экономическая социология.
Экономическая социология тем самым изучает социальные основания
экономического действия.
И далее, если говорить о главном утверждении, на котором покоится,
по сути, вся новая современная экономическая социология при всех своих
внутренних разнообразиях и разночтениях, то оно, наверное, выглядит так.
Очень коротко: любое экономическое действие
укоренено в социальных отношениях.
Здесь появляется понятие укорененности, оно когда-то было введено Карлом Поланьи,
мы на него ссылались совсем недавно, но его современное звучание,
современное значение было придано профессором социологии
Стэнфордского университета Марком Грановеттером,
который действительно утверждал, что «любое экономическое действие,
сколь бы независимым оно ни выглядело, оно все-равно не автономно, не обособлено,
тем более от социальных отношений и, более того, оно встроено в эти отношения.
Об этом он написал в своей знаменитой статье 1985
года «Экономическое действие и социальная структура.
Проблема укорененности», которая впоследствии, кстати сказать,
стала самой цитируемой статьей в мировой социологии.
Более того, ее обильно достаточно цитируют и экономисты.
В результате в 2014 году в силу, вероятно,
этой повышенной цитируемости и внимания к этой статье Марк Грановеттер
был даже номинирован на Нобелевскую премию по экономике.
Ну а как известно,
Нобелевская премия в социальных науках только по экономике и существует.
Ну да, он не победил, не выиграл, но само участие,
само номинирование было весьма почетно.
Так вот, здесь возникает укорененность в социальных отношениях.
Сама ссылка на социальные отношения, разумеется, еще нам всего не объясняет,
и правильнее было бы считать, что это лишь начало разговора.
Надо еще далее понять, что это за социальные отношения; о чем,
собственно, идет речь; о чем говорят эти самые социологи.
Если давать общее определения, то социальные отношения,
на наш взгляд, — это относительно устойчивые и в то же время селективные (то
есть избирательные) связи между людьми, группами и организациями.
Так вот, это довольно комплексное сложное понятие, которое
включает в себя несколько элементов, несколько форм социальных отношений.
Это, во-первых, социальные структуры.
Во-вторых, институты, которые мы будем понимать как правила поведения.
Это, в-третьих, властные отношения.
И, наконец, в-четвертых, отношения культуры.
Вот о всех этих элементах мы далее коротко и поговорим.
И начнем с социальных структур.
Социальные структуры тоже весьма сложное понятие,
используется социологами в разных значениях.
Мы выделим три наиболее важных: это сетевые связи (сети),
это социальные группы и организации.
Итак, человек встроен в сетевые связи,
сколь бы независимым он ни казался.
Он погружен в эти сетевые связи.
Это связи могут быть родственные или дружеские, формальные,
неформальные, профессиональные, этнические.
Это могут быть личные контакты face-to-face или контакты
через виртуальные сети.
Так или иначе, люди передают друг другу информацию,
советуют что-то друг другу, активно формируют представления друг друга.
И человек может даже не задумываться об этом и часто
не задумывается; может этого не замечать или даже считать,
что он не слушает и не желает слушать ничьих советов,
но все равно его действия в очень сильной степени зависят от его или ее окружения.
Важен и следующий пункт, что эти связи — сетевые связи,
устойчивые связи с другими людьми — они формируются не с кем попало,
они формируются не случайно, а, напротив, избирательно, как бы сказали, селективно.
И можно сказать, что при прочих равных люди вступают в
устойчивые связи со своими земляками, одноклассниками или с теми,
с кем у них проявляются общие интересы, есть сходное образование
(закончили один университет) или выявляются сходные политические взгляды.
Разные, разумеется, бывают истории.
В любом случае выбор человека не случаен, и не потому только, что мы
непрестанно заботимся о собственной выгоде и выбираем тех, кто нам наиболее выгоден.
Хотя это тоже, разумеется, имеет место.
Но даже при стремлении к выгоде, мы все равно,
каждый из нас придает значение социальным характеристикам людей.
Иными словами, для нас важно не только то, что мы получим в результате этого
взаимодействия, общения, контактов, но и с кем мы имеем дело.
Далее, человек включен в такую разновидность структур,
которую мы называем социальные группы, и вновь оказывается не один.
Когда нам говорят, что все люди одинаковые или, наоборот,
все люди разные, то мне кажется, и то и другое суть пустые
совершенно утверждения, которые нас никуда не продвигают.
Равно как и рассуждения о «нормальном среднем человеке» суть рассуждения
о какой-то обезличенной абстракции.
Важно, мне кажется, понимать, что общество глубоко и устойчиво дифференцировано,
содержит в себе много встроенных неравенств,
таких устойчивых встроенных различий.
И каждый из нас относится к группам возрастным к разным,
этническим, территориальным.
Мы разделяемся по профессиональной принадлежности,
по образованию, по уровню дохода.
Мы относимся к разным социальным классам или слоям,
к разным статусным группам, группам политическим.
И мы похожи на одних людей и в силу этого отличаемся от других.
Что здесь важно?
Важно что это не наши сугубо индивидуальные, личные отличия,
а это отличия групповые или типологические.
Именно такого рода различиями, по сути,
и занимается социология, именно это ее предмет.
Человек может быть городским жителем или сельским жителем, крестьянином,
он может быть богатым или бедным, он может принадлежать к разным этническим группам.
В любом случае когда мы от абстрактного индивида,
нормального среднего человека переходим к изучению групп, то оказывается сразу же,
что представители этой группы имеют весьма разные представления о том,
какие цели нужно преследовать и какими средствами нужно эти цели достигать.
Скажем, представители разных этнических групп при исходном или даже одинаковом
доходе почему-то склонны покупать разные товары или склонны искать разную работу,
которую они считают престижной или, наоборот, непрестижной, непривлекательной.
У образованных слоев населения и у малообразованных весьма
разные представления о том, как желательно проводить свое свободное время.
И они так различно его и проводят, собственно.
Вот все эти различия игнорировать, конечно, во-первых,
не очень продуктивно, а во-вторых, не очень интересно.
С этой точки зрения вправе задать вопрос: нам вот достаточно
нам анонимного этого среднего человека или мы все-таки хотим учитывать
важные типологические различия между разными группами людей?
Мы хотели бы эти различия учитывать.
Продолжая разговор о структурах, скажем, что человек,
в-третьих, (уже третий элемент) включен в организации.
Еще в начале XX столетия считается,
что экономика превратилась в хозяйство юридических лиц,
где основными агентами являются уже не отдельные люди или даже не семьи,
а крупные компании, которые уже не зависят от конкретных владельцев,
конкретных собственников или семейных кланов, вот как это было ранее.
И действия человека начинают подчиняться действиям организации,
а организации, разумеется, в свою очередь очень разные.
У каждой свои цели, формальные и неформальные правила,
свои статусные иерархии, свое разделение труда (писанное или неписанное),
свои системы вознаграждения и наказания.
И одно дело работать в банке,
другое дело работать в университете, третье — в каком-то небольшом магазинчике.
Понятно, что человек, включенный в разные типы организаций будет
вести себя сильно по-разному и внутри этой организации, и за ее пределами.
Кроме этого, все эти структуры, которые мы сейчас с
вами обсуждали они институционально оформлены.
Возникает понятие институтов, под которыми мы будем
понимать правила поведения между участниками рынка,
между людьми с одной стороны, а с другой стороны,
способы поддержания этих правил, или можно их назвать правилами контроля,
с помощью которых регулируются правила поведения между людьми.
Так вот это именно эти правила они в серьезной степени ограничивают
какие-то действия и стимулируют в то же время действия другие.
Они сдерживают нас в одних случая и подталкивают к действиям в других.
И нравятся нам эти правила или не нравятся,
многие из них, по крайней мере, предзаданы,
существуют до того, как мы начали действовать, даже подумали об этом.
Даже если мы не учитываем принципиально, не хотим соблюдать эти правила,
мы все равно вынуждены принимать их в расчет.
Ну как в футболе есть понятные правила: ну нельзя хватать мяч руками,
если ты не вратарь и нельзя бить соперника по ногам явно.
Или нельзя бодаться, как это сделал француз,
знаменитый Зинедин Зидан в известном эпизоде 2006 года.
Так вот существует некоторая система правил,
которые складываются по нескольким уровням.
Есть правила, которые регулируют поведения игроков на поле, они,
кстати, формально прописаны.
Ну существуют и неформальные, разумеется, правила там.
За их соблюдением строго следит арбитр, действия которого,
кстати, подчиняются тоже достаточно жестким и формальным правилам прописаным.
А за ним, в свою очередь, следит комиссар матча, у которого тоже есть свои правила,
и так далее и тому подобное.
Так и в экономических действиях.
Мы, приходя в магазин, ведь не хватаем что нам попало под руку,
если мы, скажем, не можем это приобрести.
Мы не бьем витрины, мы, к счастью,
знаем о существовании законов, мы знаем о значении цен,
мы знаем как выбирать товары и как за них платить.
Причем мы эти вот эти все понимания,
эти правила впитываем в себя, интериоризируем таким образом,
что фактически перестаем их замечать и начинаем их соблюдать даже тогда,
когда нас уже никто не видит и не может поймать, схватить за руку.
При этом важно и то, что правила различаются от типа организации.
Скажем, приходя в супермаркет, мы знаем, что здесь торговаться не принято,
ну мы и не торгуемся, даже если нам очень хотелось бы.
А приходя на рынок, мы можем за милую душу торговаться,
потому что это нормально и в определенных случаях даже ожидается.
Следующий важный пункт заключается в том, что правила зависят от наших действий.
Да, они предзаданы, существуют до начала наших действий,
но и нашим действиями также определяются.
То есть если мы как-то тихо перестанем следовать тому или иному правилу
и нас таких субъектов наберется определенная критическая масса,
то правило станет безжизненным, оно подвиснет, станет правилом на бумаге.
Но на его место придут другие правила, ибо свято место пусто не бывает,
и не бывает институционального вакуума,
сферы действия человека без каких-либо правил.
Итак, институты для нас это правила, правила поведения и правила,
способы поддержания этих правил, которые, с одной стороны, ограничивают,
с другой стороны, стимулируют действия человека, но далее важно,
что они содержат в себе определенные смыслы,
которые разделяются многими людьми данного сообщества, которые по этим
смыслам-то их собственно и соблюдают и воспроизводят эти правила своими действия.
Благодаря этому, собственно, эти правила и живут.
То есть мы должны заключить, что институты — это все-таки не абстрактные предписания,
и чтобы они работали, люди должны либо быть заинтересованы в том,
чтобы им следовать, либо должны быть понуждаемы, принуждаемы к их соблюдению,
чтобы избежать, например, санкций, да?
Кроме того, должно быть некоторое общее понимание, что, например,
в данной стране у нас правостороннее дорожное движение.
Оно же правостороннее не во всех странах, а здесь правостороннее,
и если часть водителей внезапно поедет по левой стороне,
то моментально наступит сбой.
[ЗАСТАВКА] [ЗАСТАВКА]
[ЗАСТАВКА]
[ЗАСТАВКА]
