[БЕЗ_ЗВУКА] [БЕЗ_ЗВУКА] Добрый день, уважаемые слушатели курса «Диаспора в глобальной политике»! Сегодня мы начинаем завершающий или, как говорят в России, крайний модуль по этому курсу, и он будет посвящён тому, о чём мы уже неоднократно с вами говорили, но в более системном виде: тому, как именно государства выстраивают свои отношения с диаспорами; какие есть модели взаимодействия; почему это — отрасль государственной политики (диаспоральная политика всё больше и больше набирает обороты и становится привлекательной для государственных деятелей, лиц, принимающих решения); какие здесь есть проблемы; и как нам анализировать диаспоральную политику с точки зрения науки, аналитики, какого-либо прикладного знания. Итак, прежде всего я хочу обратить ваше внимание на то, насколько увеличилось количество институтов по контактам с диаспорами в разного рода государствах. По подсчётам Алана Гамлена, в нынешнем десятилетии количество стран с каким бы то ни было институтом, который отвечает за контакты с диаспорой, увеличилось до 120 единиц. Эти институты могут быть абсолютно разными. Это не обязательно министерства по делам диаспоры (хотя такое было до недавних пор в Индии, Израиле и Сербии, а также в Армении), но это могут быть и совершенно другие формы вроде уполномоченного по делам диаспоры, какого-либо отдела в министерстве иностранных дел по делам диаспоры, может быть, какого-либо комитета в одной из палат парламента по делам диаспоры и так далее. Вы можете заметить, что этот рост очень бурно начался именно в начале 2000-х, а до этого только считанные единицы государств (такие как Македония, например, Италия, Германия) занимались подобными вопросами. Значит ли это, что тогда у них не было каких-то своих диаспор? Нет. Это значит лишь то, что долгое время на диаспоральную политику не обращали внимания, а сейчас происходит некое изменение акцентов. Мы с вами можем видеть на карте, что за государства в основном занимаются диаспоральной политикой, создали определённые институты в этой области. В 2000-е годы к этому движению присоединились в основном государства постсоветские, африканские и латиноамериканские, в то время как государства европейские и ряд государств Юго-Восточной и Восточной Азии занимались этим как минимум с 60-70-х годов. Мы видим, что ряд стран-реципиентов миграции — те страны, которые содержат в себе диаспоры, привлекают новые диаспоры на свою территорию — они нередко не занимаются диаспоральной политикой. Мы видим здесь Канаду, Саудовскую Аравию, Южно-Африканскую Республику, Австралию и так далее. Другие государства, которые не занимаются диаспоральной политикой, например, Иран, нередко обуславливают свою деятельность тем, что общины, которые существуют за рубежом, не совсем дружественно относятся к этим государствам, и, соответственно, любая диаспоральная политика будет восприниматься в штыки. Это случай не только Ирана, но и, например, Мьянмы и Туркменистана. Однако в целом мы можем заметить, что это большая часть мира, обозначенная тёмно-зелёным цветом, которая всё-таки занимается диаспоральной политикой. Опять же, пока мы с вами не затрагиваем вопрос, как именно это происходит. Алан Гамлен, который проводил эти подсчёты, выделил основные три модели взаимодействия диаспоры с государствами происхождения. По его мнению, есть модель эксплуататорская, когда диаспорам предоставляются некие обязательства, но не предоставляются некие права. Что это значит? От диаспор требуют финансовые перечисления, требуют возвращения высококвалифицированных специалистов, требуют поддержки политической в стране пребывания, но при этом никаких прав не предоставляют: права голоса, права с какими-то скидками путешествовать по стране происхождения, иметь доступ к социальным услугам, здравоохранению и так далее. Есть также модель взаимоотношений диаспор и государств, которая называется щедрая — когда предоставляются некие права, но при этом государство не требует каких-либо обязательств от представителей диаспоры. Это распространено в разного рода обеспеченных государствах, прежде всего европейских. Такая щедрая модель взаимоотношений, модель диаспоральной политики свидетельствует о том, что государство в принципе не особенно в ней заинтересовано. Оно бы и радо какие-то обязательства возложить на диаспору, но этих обязательств просто нет, нету интересов в этих обязательствах. Соответственно, это тоже однобокая на самом деле модель диаспоральной политики, как эксплуататорская, только наоборот: там — обязательства без прав, а здесь — права без обязательств. Наконец, есть модель, которую Алан Гамлен считает наиболее оптимальной, так называемая заинтересованная диаспоральная политика — это когда диаспоре предоставляются и права (участникам диаспоры), и обязанности определённые в отношении представителей диаспоры тоже существуют. Например, обязанность уплачивать налоги или обязанность при возвращении домой отслужить какое-то время в вооружённых силах и так далее. Логика подсказывает, что иногда у представителей диаспор нет ни прав, ни обязательств, и можно добавить также незаинтересованную модель диаспоральной политики. Такая модель существует — мы с вами говорили о странах вроде Ирана и Мьянмы, также к этой модели нередко относят Кубу, где общины настолько антагонистичны по отношению к правящему режиму, что правящий режим не заинтересован ни в возложении каких-либо обязанностей на диаспоры, ни в предоставлении каких-либо прав. Какие политические формы диаспоральной политики могут существовать? Прежде всего, речь идёт о том, что при отъезде сохраняется гражданство страны происхождения. Нередко это связано с некоторыми ограничениями, например, гражданства лишаются при вступлении в вооружённые или полицейские силы страны пребывания, но в целом это разумное ограничение. Также политической формой диаспоральной политики может быть предоставление активных и пассивных прав для представителей диаспоры. Чаще всего речь, конечно, идёт об активном избирательном праве, о праве избирать, но нередко речь идёт и об учреждении какого-то отдельного избирательного округа для диаспоры, какого-то представительства в парламентских структурах для диаспоры, соответственно, может речь идти и о праве быть избранным — активное избирательное право. Наконец, нередко государства происхождения создают какие-то представительские органы при министерствах, при парламентах, при главах государств, которые обсуждают диаспоральную политику и помогают вовлечь представителей диаспоры в формулирование диаспоральной политики — это одна из важнейших форм современной политики государств в отношении соотечественников, в отношении собственных диаспор. Наконец, могут быть не только политические формы — могут быть экономические формы диаспоральной политики, и здесь мы с вами возвращаемся к одному из наших предыдущих модулей, когда мы говорили об экономическом развитии государств происхождения. Здесь мы снова можем вспомнить диаспорные бонды или облигации диаспор, программы по поощрению мигрантских перечислений, также банковское сопровождение перечисления, снижение банковских комиссий за переводы денег, программы академической мобильности (та самая возвратная миграция, которая призвана в том числе снизить эффект от утечки мозгов), программы поощрения возвращений с предоставлением рабочих мест и социальных гарантий, а также некие особые формы налогообложения для эмигрантов, например, уход от двойного налогообложения, более низкие ставки по сравнению со ставками в странах пребывания при наличии соглашений об избежании двойного налогообложения, об устранении угрозы двойного налогообложения. Помимо экономических и политических форм диаспоральной политики, необходимо также отметить разного рода культурные формы. Прежде всего, речь идёт о проведении разного рода мероприятий Премий, конференций, каких-либо культурных событий. Также речь идет о предоставлении социальных прав на базовом уровне — доступа к здравоохранению, к образованию, возможно, к пенсионному обеспечению и так далее. Помимо этого нередко существуют какие-то национальные праздники. День диаспоры, день, посвященный диаспоре. Или дни диаспоры, как недавно это стали делать, например, в Молдове. Нередко диаспора упоминается в основных законах или конституции государств, что служит дополнительным подтверждением заинтересованности государства происхождения в отношениях с диаспорой. Например, такое упоминание есть в Польше. Мы с вами уже немножко познакомились с польской диаспорой. Наконец, многие другие государства упоминают в конституциях обязанность государства заботиться о соотечественниках за рубежом. Встает вопрос. Вот эти все многочисленные социальные, культурные, экономические и политические формы — это достаточно широкое пространство для действий, и анализировать его достаточно сложно. Есть ли здесь какие-то научные достижения? В 2017 году Луис Педроза и Пау Палоп-Гарсиа выстроили первый индекс, который позволяет оценивать диаспоральные политики государств по 54 показателям, которые в совокупности можно в те самые три группы, которые были изложены мной до этого, как-то соединить. Соответственно, анализировали они прежде всего диаспоральную политику государств Южной Америки и Центральной Америки, то есть латиноамериканских государств. И здесь мы видим, что лидером по вопросам диаспоральной политики в Латинской Америке, в Южной Америке была Бразилия. На втором месте Эквадор, а на последнем месте та самая Куба. Чуть-чуть выше нее Панама. А чуть-чуть выше еще Тринидад и Тобаго. В целом, если брать индекс диаспоральной политики за единицу, только Бразилия, Эквадор и Мексика, а также Сальвадор, занимаются диаспоральной политикой где-то на половину возможного. Использует где-то половину всех возможностей, всех форм диаспоральной политики, которые предусмотрены. Таким образом, мы с вами можем отметить, что диаспоральная политика при наличии институтов соответствующих в государственном механизме может реализовываться по-разному. Это не обязательно может быть очень активная диаспоральная политика. Иногда это, скорее, некие органы, учрежденные для галочки, для того чтобы отчитаться, для того чтобы закрыть вопрос. И это мы с вами наблюдаем в ряде латиноамериканских государств. Ради интереса я построил подобный же индекс для ряда постсоветских государств. И обнаружил и для себя, и, надеюсь, для вас, некоторые удивительные вещи. Прежде всего лидерами из тех государств, что я проанализировал, оказались Латвия и Белоруссия. Понятно, что это не все постсоветские государства. Здесь обрезано на Молдове. Здесь нет, например, традиционно сильной Эстонии, которая занимается диаспоральной политикой очень активно. Но здесь абсолютным аутсайдером оказалась Армения, которая, казалось бы, обладает огромной диаспорой, мигрантские перечисления в которой также достаточно велики, как и прямые инвестиции, связанные с диаспорой. Но оказалось, что в связи с упрощением министерства по делам диаспоры, в связи с временным молчанием на этом направлении, а правительство Пашиняна, как вы знаете, обещало учредить офис уполномоченного по диаспорам. Вот в связи с этим затишьем и организационной неразберихой Армения оказалась одним из аутсайдеров на постсоветском пространстве в том, что касается диаспоральной политики. Хотя, казалось бы. При этом лидером неожиданно оказалась Белоруссия, которая действительно с 2015 года достаточно много усилий прикладывает, для того чтобы наладить контакты с диаспорой, для того чтобы все многообразие инструментов диаспоральной политики использовать. Также традиционно сильную роль играет Латвия. Дальше мы можем отметить, конечно, Грузию и Литву. То есть страны, где действительно есть, с одной стороны, большие общины, а с другой стороны, они достаточно маленькие, чтобы диаспоральная политика была для них каким-то важным направлением, важным источником получения политических, культурных и экономических ресурсов. Вы мне можете сказать и будете абсолютно правы, что это один индекс, и здесь, наверное, много чего-то неучтенного. Это абсолютная правда. Действительно, не учтены разного рода неформальные связи. Мы с вами говорили о возможности мигрантских перечислений по неформальным механизмам, по неформальным аналогам банкинга. Также здесь не особенно учтены религиозные связи, религиозные институты, которые оказывают огромное значение на то, как формируются диаспоральные политики, диаспоральные связи для постсоветских этнических групп и диаспоральных общин. Также здесь не уделяется внимание контактам на высшем уровне, что традиционно важно для постсоветских государств и постсоветской ментальности. Индекс, который разработали Педроза и Палоп-Гарсиа, конечно, не универсален, но тем не менее, он показывает очень важную вещь. Что если мы попытаемся анализировать какие-то формальные показатели, какие-то достижения, которые есть в диаспоральной политике, то динамика будет для нас несколько удивительной и несколько неожиданной. Это важно понимать. Я надеюсь, что вам этот индекс понравился, что вы попробуете применить его к каким-то своим государствам, государствам, которые у вас вызывают интерес. А в целом этот индекс и вот те публикации по диаспоральной политике, которые сейчас выходят, показывают, что интерес к этому направлению государственной политики растет. Растет многообразие форм диаспоральной политики. Растет дифференциация по моделям диаспоральной политики. И в целом мы можем наблюдать увеличение заинтересованности государств в том, чтобы вести какую-то политику в отношении диаспор. Важно только помнить, что диаспоральная политика должна в себя включать не только обязанности, которые мы ждем от диаспор, но и предоставление каких-либо прав. Спасибо. [БЕЗ_ЗВУКА]
